Некоторые больные приходят в клинику на своих ногах, кого-то привозит машина «Скорой помощи», кого-то мчит под рев сирены в мерцании бликов реанимобиль. Вся разница – в степени серьезности состояния пациента, в степени запущенности болезни.

И к священнику люди приходят с «диагнозами» очень различными, и помощь им требуется – иногда незначительная, а иногда весьма и весьма серьезная, вплоть до реанимации…

Ведь звучат – и нередко звучат – такие слова:

«Чувствую: душа моя умирает. Никаких духовных переживаний, больше того – никакого живого религиозного чувства в себе не обретаю. На сердце тяжесть, всё словно мраком каким-то окутано, всё опротивело, всё кажется бессмысленным, ненужным, даже жизнь сама. Как выбраться из этого тупика, как прийти в себя – не понимаю… Безысходность какая-то!»

Смотришь на человека и убеждаешься: он, и правда, выхода никакого не видит, беспомощен, словно рыба, выброшенная на берег. И вода рядом, кажется, но если не умилосердится кто, не возьмет и не выпустит снова в родную стихию, то погибать только и остается. Стихия родная – область жизни духовной, вне которой, и правда, всё мрак и всё тоска для верующего человека. Как покидает он ее, как из нее выпадает?

Так же, как опытный, искусный рыболов знает, какая наживка для какой рыбы потребна, знает и враг нашего спасения, какую наживку предложить нам, какой подобрать крючок, как усыпить бдительность, зацепить… Он изучает нас, нашу жизнь, наш внутренний мир куда внимательней и прилежней, нежели мы сами. Оттого и преуспевает в своих намерениях куда чаще.

Он сначала побуждает нас на что-то отвлечься, чему-то отдаться с неумеренной ревностью и безрассудностью, постепенно истощая таким образом наши силы. Мы меньше времени уделяем духовному, устаем, выматываемся, еще в большей степени погружаемся во внешнее… И если не спохватываемся, то в какой-то момент – раньше или позже, – но приходим в то самое состояние, о котором речь, когда нужна уже не помощь, а именно реанимация.

Что об этом процессе реанимирования надо знать прежде всего? – Что, в отличие от жизни физической, не бывает такого положения, когда бы она была невозможна. Поэтому еще одна уловка врага – попытка убедить в том, что «душа безнадежно мертва и, что с ней ни делай, ничего не поможет», не должна вводить в заблуждение. Это – первое.

Второе – выход из того тумана, из той неясности «что делать», в которых пребывает в таком состоянии находящийся человек. Нет в действительности тут ничего загадочного, потаенного, сверхсложного – всё просто. Есть такой закон жизни духовной, о котором говорили многие отцы: благодать возвращается тем путем, которым она ушла. Надо увидеть этот путь и начать возвращение – к себе самому, к благодати. «Ушла благодать» через оставление молитвы, чтения, регулярного посещения богослужений – значит, нужно вернуться вновь к этим необходимым для души деланиям. Ушла она через впадение в те или иные грехи, через жизнь нерадивую, нечистую – значит, нужно эти грехи оставить и жизнь переменить. Вот программа действий, вот и руководство к действиям: как зашел в тупик, так и выходи из него. А на месте стоять, упершись в стену, и повторять: «Не знаю, куда идти!», когда дорога лишь одна, что толку?

Трудно в действительности не столько понять, что делать, сколько решиться на это. Ведь цель врага – не только отвести нас на время от единственного существенно важного делания, не только отвлечь от жизни духовной, но и привести постепенно к тому состоянию, которое обычно называется у отцов окамененным нечувствием. И – приводит, а мы приводимся.

А находясь в этом состоянии, очень трудно что-то в своей жизни менять – примерно так же, как трудно пробудиться ранним, темным еще утром от тяжелого, вязкого сна, «вытащить» себя из него, заставить подняться на ноги, когда хочется только одного: лежать под одеялом и не вылезать из-под него никуда. Жизнь течет по инерции, нет сил преодолеть ее, точнее, не сил – они есть, но дремлют, – нет настоящего желания, нет того, что называют сегодня мотивацией. И нужен крик «Пожар!», чтобы вскочил и мгновенно пришел в себя спящий. Нужен укол адреналина прямо в сердце, чтобы ожило, забилось оно… Укол этот – воспоминание о том, что проходит жизнь, что смерть не за горами, а за плечами, а за ней и суд… И ни к смерти, ни тем паче к суду ты не готов.

Оно, воспоминание это, не вынудит, скорее всего, встрепенуться тотчас. Оно будет воспринято душой едва-едва. Но вот «секрет», который мало кто знает: если помышлять о скорой смерти и о суде часто, если не оставлять этого помышления день за днем, то сердце будет откликаться на него всё живее и живее. И живее будет становиться, исцеляясь спасительным и богоугодным страхом. И тут надо не упустить момент: к размышлениям приложить посильные труды и дела, делания, о которых чуть выше речь. Они помогут душе воспрять. Помогут снова встать на ноги после долгого пребывания на одре…

Это переживал каждый, кто шествовал подобным путем – сначала отходя от Бога и от себя самого, а зачем мучительно возвращаясь. И это опыт не только кающихся грешников, но и многих святых, который они – каждый по-своему – изложили в назидание нам. И, пожалуй, ничего более ценного, нежели он, опыт «духовной реанимации», для нас на самом деле и нет…

Игумен Нектарий (Морозов)